«Дело Скрипалей» привело к кризису в отношениях Москвы и Лондона

В интервью РБК посол Великобритании в России Лори Бристоу рассказал о проверках бизнесменов, ситуации с визами и развитии отношений двух стран.
Покушение на осужденного за шпионаж бывшего полковника ГРУ Сергея Скрипаля и его дочь Юлию в британском Солсбери привело к очередному кризису в отношениях между Москвой и Лондоном, в том числе к взаимной высылке дипломатов и проблемам для российских бизнесменов с активами в Великобритании. В первом с начала кризиса интервью посол Великобритании Лори Бристоу рассказал о состоянии Скрипалей, о том, как сейчас строятся контакты между странами, как будет обеспечиваться безопасность болельщиков на чемпионате мира по футболу в России, а также о проверках происхождения богатства российских бизнесменов.
— Начнем с «дела Скрипаля». Не могли бы вы еще раз объяснить, почему Юлии и Сергею Скрипаль было отказано в доступе консульских работников из России?
— Прежде чем начать, я бы хотел сказать о том, что случилось в Солсбери, и объяснить наши действия, которые предпринимались с тех пор. У нас абсолютно нет никаких сомнений в том, что против Скрипалей была предпринята атака с использованием нервно-паралитического вещества «Новичок», которое было разработано здесь, в России. И вся реакция, которая последовала после этого, объясняется именно этим нашим знанием.
Это был «Новичок», наши химические лаборатории установили это очень-очень быстро. Это было подтверждено четырьмя лабораториями, занимающимися исследованиями в области химического оружия под эгидой ОЗХО. Конечно, сейчас продолжается большое полицейское расследование, и когда мы будем готовы, больше деталей этого расследования будет обнародовано. Но у нас нет сомнений в том, что произошло, и поэтому последовали те действия, которые были поддержаны 27 другими странами Европейского союза.
Что касается Скрипалей, то они выписаны из больницы. Для их здоровья нет непосредственной опасности, но они до сих пор больны, им приходится продолжать лечение. Что касается консульского доступа, российское посольство запросило его, мы передали этот запрос Скрипалям, они ответили, что не хотят этого.
— Это было их решение?
— Да.
— Почему их родственнице не выдали визу в Великобританию, учитывая, какой скандал в России разразился, в том числе из-за отказа в визе?
— Потому что ее заявка не удовлетворяла требованиям иммиграционного законодательства. Я, конечно, знаю, какую это реакцию вызвало здесь, в России, но мне нечего добавить к сказанному.
— Станут ли Скрипали участниками программы по защите свидетелей?

— Не могу вдаваться в детали, но поскольку эти люди пережили покушение с использованием нервно-паралитического вещества, наш долг защитить их.
— Что будет по окончании расследования, передадут ли дело в суд?
— Не могу сейчас предполагать, но вполне вероятно, что, когда расследование закончится и подозреваемые будут определены, вопрос о передаче дела в суд будет поднят.
— Позицию британского правительства насчет применения «Новичка» не изменило заявление правительства Чехии о том, что там тоже велись разработки этого вещества?
— В России много спекуляций по этой теме. Но на основе того, что мы знаем о веществе, о способе атаки, о том, что российское государство делало в прошлом, мы сделали заключения, которые сделали, и твердо им привержены.
— Премьер-министр Тереза Мэй говорила, что, возможно, имели место два обстоятельства: либо российское правительство потеряло контроль над веществом, либо покушение было действием государства. Вы не допускаете, что российское правительство потеряло контроль над веществом? Что оно было похищено?
— Премьер-министр сказала то, что сказала, и это остается нашей позицией. Все в российской реакции, которая последовала за ее выступлением, количество распространенной дезинформации, попытки затуманить всю историю, доказывает, что наши заключения были верными.​
Что касается информации о заявлениях правительства Чехии — это попытка отвлечь внимание. Хочу заметить, что заявления правительства Чехии были о том, что действительно проводились некоторые исследования, что дозволено Конвенцией о химическом оружии, но исследовался другой тип вещества — A230, а не А234, которое было применено против Скрипалей.
Хочу еще добавить: наши знания о том, как был убит Александр Литвиненко, результаты расследования, корпус собранных доказательств — все это стало важным элементом контекста, в котором было принято решение об ответственности России.
Россия часто говорила о том, что у нее не было возможности представить свою версию произошедшего в «деле Литвиненко». Но факт состоит в том, что у России были все возможности для этого, включая возможность принять участие в расследовании. Она решила не пользоваться такой возможностью.
— На прошлой неделе произошла еще одна неприятная история. Российское посольство сообщило о задержании несовершеннолетнего гражданина России.
— Посольство заявило, что мы задержали 14-летнего ребенка из России. Это просто неправда. Факты таковы, что ребенок без сопровождения прибыл в аэропорт Хитроу, у нас есть обязательства обеспечить безопасность таких пассажиров, сотрудники правоохранительных органов в аэропорту сделали все возможное, чтобы выяснить, кто она, почему путешествует одна, кто ее встречает, связаться с родственниками. Не было никакого задержания или допроса. Почему российское посольство решило преподнести это таким образом, как это было сделано, это вопрос к ним, но выбранный способ вызывает беспокойство, он уводит в сторону от фактов.
— Давайте поговорим о двусторонних контактах.
— Очевидно, что после событий в Солсбери все идет очень-очень тяжело по понятным причинам. Но я хочу напомнить о декабрьском визите министра иностранных дел Бориса Джонсона в Москву и призываю не забывать о целях того визита. Его целью было еще раз подчеркнуть, что наши страны являются членами Совета Безопасности ООН. И хотя у нас интересы не всегда совпадают, он говорил и о том, что у нас общие интересы в укреплении мирового порядка, основанного на соблюдении международного права, общие интересы на Ближнем Востоке, где мы заинтересованы в том, чтобы положить конец военным конфликтам, в том числе в Сирии, у нас общий интерес в усилении режима нераспространения, сохранении иранской сделки, недопущении войны на Корейском полуострове. Даже если мы не согласны с Россией, мы хотим в наших отношениях стать партнерами, чтобы учитывать интересы друг друга при решении проблем.
— Этого все еще можно добиться, учитывая, что контакты на высоком уровне было приостановлены по решению вашего правительства?

— Это было ответом на произошедшее в Солсбери. Но мы бы хотели в наших отношениях, где это возможно, работать как партнеры.
— Каковы условия возобновления контактов на всех уровнях?

— Не могу сейчас говорить об условиях. Мы приняли меры, и это останется неизменным.
— Но у нас есть каналы двустороннего общения?

— Да.
— По каким вопросам?
— Не хотел бы сейчас вдаваться в детали.
— Одним из решений России было закрыть Британский совет. Сохранится ли сотрудничество в гуманитарной сфере после этого?

— Прежде всего хочется отметить успех нашей работы в последние 26–27 лет. Если посмотреть, что было достигнуто Британским советом, а также Генеральным консульством в Санкт-Петербурге, то это поддержка огромного количества культурных, образовательных контактов, контактов между людьми. И такое сотрудничество, с нашей точки зрения, совершенно необходимо для наших отношений с Россией. Очень жаль, что российское правительство решило закрыть Британский совет в ответ на принятые нами меры. Это решение правительства, я не буду его комментировать. Единственное, что я могу сказать, так это то, что поколения граждан двух стран смогли получить плюсы от сотрудничества по образовательной, культурной и научной линии. Сейчас мы создаем в посольстве отдел культурного, научного и образовательного сотрудничества, в котором будут работать сотрудники Британского совета. Мы попытаемся сохранить проекты, какие сможем. Здесь, в России, часто говорят о русофобии, но я не знаю ни одного русофоба в Великобритании, наоборот, я знаю многих людей, которые ходят на выставки, концерты, хотят узнать больше о русской культуре.
— «Дело Скрипалей» спровоцировало дискуссию о «грязных русских деньгах». Как вы собираетесь действовать в отношении состоятельных людей из России?

— Тут важно обратить внимание на два обстоятельства: выступая 14 марта, премьер-министр Мэй объявила серию мер, но одновременно она отметила и то, что россияне внесли огромный вклад в развитие Великобритании и что, если вы действуете без нарушения наших законов, вам здесь рады. Мы, безусловно, хотим, чтобы граждане России приезжали к нам с целью ведения бизнеса, получения образования или просто как туристы.
Она также объявила несколько мер по укреплению нашей национальной безопасности, дав больше полномочий для принятия мер по ее обеспечению. Они могут касаться коррупционеров и нарушителей прав человека. И это касается не только представителей России. В соответствующем законе вообще Россия не упоминается, это закон, касающийся всех стран мира.
Все последние годы мы становились все менее терпимыми к тем, кто приезжает в нашу страну, наслаждается нашим образом жизни, но при этом в своей стране нарушает законы. Мы собираемся усилить давление на них.
Мы также усилим давление на тех, кто является нарушителем прав человека. Мы не собираемся мириться с тем, что они будут жить в стране верховенства права, хотя гражданам своей страны они такими преимуществами пользоваться не дают. Но опять же это касается не только россиян, но граждан всех стран мира.
Еще раз повторю, если вы являетесь законопослушным гражданином, то вам нечего опасаться. Если же вы преступник, нарушаете права человека, вам у нас не рады.
— Но пока единственной, как кажется, жертвой новых подходов стал Роман Абрамович.

— Я не буду комментировать индивидуальные случаи.
— Ваше правительство говорит о проверках, но разве справедливо проводить их в отношении тех, кто давно живет в Великобритании и купил недвижимость лет десять назад?
— Считаем абсолютно нормальным для нашего правительства задавать вопросы тем людям, происхождение богатства которых вызывает у нас сомнения.
— Значит ли это, что, например, виза инвестора будет теперь выдаваться дольше и проверка будут жестче?

— Да. Хочу напомнить, что у нас есть право направлять запросы о неясном происхождении состояния (unexplained wealth orders — UWO). Как я сказал ранее, это касается не только россиян. Что касается сроков рассмотрения виз инвестора, то все решения принимаются в индивидуальном порядке. В каких-то случаях этот процесс может занять больше времени, в каких-то — наоборот. При этом ваша аудитория должна понимать, что вообще не было никаких изменений в процедуре получения стандартных виз, кроме наших внутренних изменений, связанных с тем, что нам пришлось сократить штат посольства. Но обращение происходит тем же образом, виза выдается примерно то же время, 15 рабочих дней, и процент выдачи тот же — около 96% заявителей получают визы. Остальные не получают из-за несоответствия критериям.
— Но бизнес-сообщество серьезно обеспокоено шагами правительства.

— Да, но во многом беспокойство связано с тем, что по этим вопросам было много неправильной информации. Почему по визовому режиму было много вбросов, решайте сами, но повторю: критерии выдачи не изменились.
— Ваше правительство не боится навредить Лондону как финансовому центру проверками происхождения состояний?

— Нет. С нашей точки зрения, Лондон предоставляет доступ к мировым рынкам, лучшей экспертизе, стабильной юридической системе. Мы видим, что от более жесткого подхода к деньгам, полученным преступным путем, мы получим только преимущество, в том числе репутационное. Так что законный российский, китайский или любой другой бизнес только выигрывает.
— Но бизнесмены не знают, как именно будут идти проверки, и нервничают.

— Они узнают со временем. Повторю, если они честны, не о чем беспокоиться.
— Сколько человек приедут из Великобритании на чемпионат мира по футболу?
— Будет зависеть от того, как далеко пройдет в турнире сборная Англии. Пока мы ожидаем около 10 тыс. болельщиков. Последние два года мы тесно работали с российской полицией, организаторами и правительством, чтобы обеспечить безопасность всех, кто приедет. Должен сказать, что сотрудничество было прекрасным.
На этой неделе я подписал меморандум о взаимопонимании между британским Хоум-офисом и Министерством внутренних дел России, в котором будет определено, как будет строиться наша работа в эти четыре недели чемпионата. Мы подготовили посольство к тому, чтобы сотрудники, даже в том урезанном составе, что сейчас есть, могли оказать поддержку и команде, и болельщикам. Это наша задача и приоритет.
Россия является страной-организатором чемпионата мира, и ее ответственностью в том числе является обеспечение безопасности всех болельщиков. Однако, как я уже сказал, мы работаем с российскими органами власти, чтобы помочь обеспечить безопасность турнира и чтобы он прошел без каких-либо проблем для британских граждан, приехавших поддержать команду.
— Какой ваш прогноз на чемпионат?
— Конечно, было бы приятно увидеть сборные Англии и России в финале чемпионата мира. Наверное, каждый имеет собственное мнение, насколько это реально.
— Вы на какие матчи хотите попасть?
— Я лично собираюсь посетить некоторые матчи. Мы сейчас прорабатываем этот вопрос.
— Говоря шире, сохраняется ли между нашими странами сотрудничество в области безопасности, в том числе по противодействию международному терроризму?
— Вести такое сотрудничество сейчас очень трудно по известным причинам. У нас есть некоторые контакты по этой теме, не столь активные, как мы того бы хотели, в основном из-за позиции российской стороны.
— Что вы имеете в виду?

— После ужасной трагедии, когда террористами был взорван российский самолет над Синаем, мы были в контакте с российскими властями, после этого мы несколько раз пытались расширить наш диалог об авиабезопасности, но не могу сказать, что мы удовлетворены результатом. Наша позиция в том, что главная задача правительства — обеспечить безопасность граждан.
— Что вы хотите от российской стороны? Более тесного обмена информацией?
— Это не только вопрос передачи информации. Если вы хотите сотрудничать в сфере авиабезопасности, то надо добиваться ее усиления на глобальном уровне. Мы выходили с предложениями в ООН, работаем на двустороннем уровне со многими странами. Если система безопасности в аэропортах слаба, это представляет опасность для всех, и мы бы хотели работать с Россией в этой сфере.
— Иранскую сделку пытаются спасти всеми силами, лидеры Германии и Франции приезжали в Россию, чтобы согласовать позиции. Великобритания готова вступить в тактический союз с Россией по иранскому вопросу?
— Возвращаясь к цели СВПД (Совместный всеобъемлющий план действий), мы поддерживали и продолжаем всеми силами поддерживать сделку. Мы хотим предотвратить движение Ирана к обладанию ядерным оружием. Мы до сих пор уверены, что СВПД — наилучший способ добиться этого. Один из участников этого соглашения решил не идти по этому пути, мы не согласны с этим решением США, но мы согласны с целями, заявленными Вашингтоном, — предотвратить получение Ираном ядерного оружия. Дискуссии сейчас сосредоточены на том, как сохранить эту цель. Конечно, мы обсуждаем это с российским правительством на двустороннем уровне и в многостороннем формате. У нас у всех тут одна цель. Хочу отметить также, что в данном вопросе очень важная роль у Совета Безопасности ООН, на постоянных членах которого лежит важнейшая обязанность по поддержанию мира.
— То есть консультации с Россией идут?
— Да, идут.
— Лондон поддерживает предложение президента Франции Эмманюэля Макрона о выработке дополнительного соглашения СВПД, в котором были бы ответы на озабоченность по ракетной программе Ирана и другим вопросам?
— Сейчас идет много разговоров о поведении Ирана в разных областях. Мы тоже обеспокоены двумя вещами: поддержкой Ираном экстремистов в регионе — в Сирии, Ливане, Йемене. Мы также согласны с нашими партнерами, которые указывают на опасность, которую представляет развитие Ираном своей ракетной программы. Может ли это быть совмещено с СВПД — я пока не знаю.
— Вы обеспокоены санкциями США в отношении России?
— Наш санкционный режим в отношении России был выработан вместе с ЕС в ответ на события на Украине. США выбрали свой путь, ввели санкции в том числе и по другим причинам. Мы согласны с причинами, которые побудили их ввести эти санкции, с тем, что это ответ на действия Москвы, которые угрожали национальной безопасности США. В этом контексте я бы сказал, что международный ответ на инцидент в Солсбери был очень важен, так как этим ответом было заявлено, что 28 стран ЕС и другие страны согласны, что Москва перешла черту и должна последовать реакция. Москва должна задуматься над своими действиями. Сотрудничество с международным сообществом по этому вопросу очень важно для нас, но это не значит, что у нас единство по всем пунктам.
— Зачем вы инициировали проведение специальной сессии ОЗХО?

— Конвенция о запрещении химического оружия — это огромный успех международной дипломатии. Она запретила целый класс оружия. Почти все страны мира подписали конвенцию, но последние события показали, что законодательное запрещение и моральные табу, говорящие о запрете применения такого вида оружия, под угрозой. Нам надо укрепить ОЗХО. Солсбери — часть этой истории, но и применение химоружия в Сирии, режимом Асада и террористическими группами — тоже часть этой истории. Были и другие атаки, в Ираке, например, во время ирано-иракской войны. Прежде всего мы хотим усилить организацию, усилить возможности стран защитить себя. Это не атака на Россию или на кого-то еще, это стремление усилить режим неприменения химического оружия, добиться того, чтобы химическое оружие не применялось никогда, никем и нигде. Надеемся, Россия поддержит работу в этом направлении.
— Как вы намерены усилить ОЗХО и конвенцию?
— Я уже упомянул: мы хотим, чтобы все страны подтвердили свою приверженность главному принципу — абсолютному запрету на применение химоружия. Мы хотим также, чтобы ОЗХО изучила возможности, как усилить способность стран защитить себя от применения химоружия. Третье, чего мы хотим добиться, — это определиться с действиями, когда химоружие уже применено: как это расследуется, как устанавливается ответственный за применение. Чтобы конвенция по-настоящему заработала, должен быть усилен компонент ответственности, кто-то должен отвечать за применение химоружия. А мы видим в последнее время, что Совбез ООН парализован в таких вопросах, что эффективность работы конвенции низкая.
— 8 июня стартует саммит «Семерки». Согласны ли вы с тем, что страны подходят к нему крайне разобщенными, в основном из-за односторонних действий США, в том числе в сфере международной торговле?

— «Семерка» — это неформальное объединение схожим образом думающих стран, которым принадлежит большая часть мирового ВВП. Задача стран на саммите — обсудить основные вызовы, стоящие перед ними и миром, и выработать ответы. Иногда обсуждение касается вопросов мировой безопасности, иногда экономики. Конечно, всегда будет сохраняться разность видения участников, но это естественно. Факт в том, что в мире есть серьезные проблемы, на которые надо искать ответы — как противостоять новым вызовам и угрозам, в кибербезопасности, в экономике.
— Россия перестала быть членом этого сообщества стран в 2014 году. При каких условиях она сможет туда вернуться?

— Одно из наших решений, на которые мы пошли после развала СССР, — мы сделали Россию участником этого объединения, но нам пришлось его пересмотреть в ответ на события на Украине. Очень жаль, что Россия не ведет себя как партнер, это основная проблема в наших отношениях с Россией.
Мы бы хотели иметь с Россией партнерские отношения. Работа «Семерки», «Двадцатки» и всего международного сообщества была бы гораздо более эффективной, если бы все основные игроки, включая Россию, работали как партнеры.
— Уже много сказано о неэффективности Совета Безопасности ООН. Надо ли реформировать Совбез?
— Совет Безопасности ООН отражает устройство мира после 1945 года, он не идеален, как и все в этом мире. Его цель — отвечать на угрозы миру, он был основан, чтобы делать это. Мир сильно изменился с тех пор, и сейчас идут разговоры, сформирован ли он должен образом. У нас есть собственное видение того, как он должен быть расширен, но главное, что все решения должны быть приняты единогласно. Другая сторона этого вопроса: ООН в целом должна стать более эффективной организацией.
Нынешнего Генсека ООН Антонио Гутерриша избрали с программой реформ, и мы ее поддерживаем.
— Как, согласно мнению вашего правительства, надо изменить состав Совета Безопасности?

— Есть много моделей, которые обсуждаются. Больше этого сказать не могу. Мировая экономика изменилась с 1945 года, есть развивающиеся страны и экономики — и вопрос представительства различных регионов мира.
— Сколько лет займет реформирование ООН и Совета Безопасности?
— Этого я не знаю, но мы должны сделать так, чтобы Совет Безопасности работал.​​
Фото: Владислав Шатило / РБК

Источник